26 июня 1990 года в посольство Польской Республики в Москве принесли письмо от неизвестного отправителя, на вложенном в конверт листе не было ни даты, ни печати, ни подписи. Текст письма гласил: «Сообщаем, что место захоронения польских военнопленных, содержавшихся в Осташкове, находится на территории дома отдыха бывшего НКВД, расположенного рядом с деревней Медное, примерно в 30 км на север от Калинина». Адресатом загадочного письма был свеженазначенный генеральный консул Михал Журавский (Michał Żórawski).

Отправителем оказался ни больше ни меньше польский сектор Центрального комитета коммунистической партии СССР. Тремя днями ранее консул был там с визитом и, на свое удивление, встретил там теплый прием. Конверт был тому специфическим и типичным для СССР доказательством: никто не хотел брать на себя ответственность за разглашение еще недавно совершенно секретных сведений. Консул Журавский, деятель Гражданского комитета Леха Валенсы, вынужденный в период военного положения в Польше работать шофером грузового такси, чтобы содержать свою семью, обычно добивался от российских партнеров того, чего хотел. Возможно, оттого, что у него было мало черт типичного чиновника, а больше - открытого человека, испытывающего простое человеческое уважение к своим противникам. Хотя в Советском Союзе уже пять лет шла «перестройка», это вовсе не означало, что перед поляками в одночасье открылись все двери и архивы. И для того, чтобы добраться до правды в сложных для обеих сторон темах, приходилось и дальше преодолевать целую череду препятствий. Например, в катынском деле. 

Во время визита в Москву генерала Ярузельского Михаил Горбачев признал, что вина за убийство польских офицеров и полицейских лежит на НКВД. Но известно было лишь то, что пленных из лагеря в Козельске вывезли под Смоленск, в Катынь. Где оказались остальные, было неизвестно. Журавский решил это выяснить и отправился в отдел, который вызывал в нем одинаково сильные ненависть и любопытство: туда, где в течение полувека вершились судьбы Польши. До него никто не решался на такой шаг, а прежние дипломаты прямо пытались отговорить от него нового консула. Через некоторое время при помощи дружественных журналистов (Леона Буйко (Leon Bójko) из Gazeta Wyborcza и Геннадия Жаворонкова из «Московских новостей») ему удалось также выяснить, что пленные, содержавшиеся в Старобельске, покоятся под Харьковом на Украине, на которую, однако, компетенции Журавского не распространялись (поэтому ему и пришлось прибегнуть к помощи журналистов). Начались работы по эксгумации, которые в целом шли в Медном без проблем. В то же самое время российская военная прокуратура занималась расследованием катынского дела. «Я стал частым гостем в Военной прокуратуре СССР. Нужно сказать, что команда следователей была очень увлечена этим следствием», - пишет Журавский в своей небольшой книжке «Москва 1990 – 1996. Воспоминания первого консула Третьей Польской республики в Москве». 

Было ясно, что прокуроры активно занялись этим делом не только из-за того, что это было их работой, но и благодаря атмосфере сотрудничества, какую умел создавать вокруг себя польский консул и благодаря его симпатии к россиянам, часто преходящей в дружбу. Сейчас, когда мы имеем уже практически полную картину катынской трагедии, кажется невероятным, из каких крупиц и при каких обстоятельствах она складывалась. 

Бывало, что консул Журавский применял нестандартные методы. Однажды вечером, вернее, уже же ночью, в Смоленске я по его просьбе постучала в двери занимавшегося частным расследованием катынского дела майора КГБ Олега Закирова и спросила, не хочет ли тот принять уважаемого дипломата. Нас троих можно было бы арестовать за «несанкционированные контакты», граничащие со шпионской деятельностью, ведь дело было еще при СССР. 

Сейчас практически каждая приезжающая в Москву официальная польская делегация возлагает венки к могилам лидеров Польского подпольного государства, находящимся на Донском кладбище: руководителя Армии Крайовой Леопольда Окулицкого (Leopold Okulicki) и Станислава Ясюковича (Stanisław Jasiukowicz) – вице-премьера и заместителя делегата польского правительства на родине. Они были убиты в тюрьме в результате т.н. «процесса шестнадцати» над деятелями Армии Крайовой, которых заманили в Прушков под Варшавой и сразу же вывезли в Москву. Обязан ли был польский дипломат заниматься поиском их следов, добиваться рассекречивания дел, искать могилы? 

Нет, ведь это не было делом государственной важности, как Катынь. Он очень этого хотел (а по образованию он был не только юристом, но и историком) и так умел разговаривать с советскими генералами, что они в конце концов (поначалу, порой, сильно этому сопротивляясь) выкладывали перед ним дела, которые скрывались десятки лет. И благодаря этому польские делегации могут сейчас возлагать венки на могилы героев своей страны.

Стоит добавить, что одновременно консул Журавский выступал со словами резкого осуждения всякий раз, когда польские фанатики оскверняли могилы советских солдат. Однажды кто-то сказал ему, что на какой-то советской выставке в ноябре 1939 года было выставлено несколько десятков польских знамен, захваченных советской армией после 17 сентября 1939. Консул несколько лет разыскивал их по разным музеям и даже по памятным уголкам разных полков. Когда в мае 1992 года ему наконец удалось найти одиннадцать знамен, на церемонию их торжественной передачи не потрудился придти ни один из находившихся тогда в Москве важных политиков или даже журналистов с камерой. Мы постояли с господином консулом и Леоном Буйко в музее министерства обороны и натерпелись стыда перед многочисленными российскими журналистами. 

В 2000 году в Катыни, в Медном и Харькове прошло торжественное открытие польских кладбищ. Ни на одно из этих мероприятий консула Журавского не пригласили. В 2005 году в 65 годовщину катынского преступления среди награжденных в Президентском дворце поляков, россиян и украинцев его фамилии тоже не оказалось. Михал Журавский скончался в последнюю неделю марта этого года. Так совпало, что день его похорон, 3 апреля, приходится на 72 годовщину того дня, когда из лагеря в Козельске отправился первый эшелон с пленными, которых везли на расстрел в Катынь.

Źródło: http://inosmi.ru/poland/20120404/189829523.html
Oryginał: http://www.rp.pl/artykul/10,853915-Konsul-niedoceniony.html?p=1